...In my heart))...
Отрывок из книги "Жутко громко & запредельно близко", который меня больше всего поразил.
Глава "Шестой округ"
... Конечно, они попытались его спасти. Хотя слово "спасти" вряд ли сюда подходит, потому что остров уходил по собственному желанию. "Удержать", пожалуй, будет точнее. Набережные островов скрепили якорными цепями, но их звенья вскоре поломались. По периметру всего округа насыпали груды бетона, но и они не помогли. Лямки не помогли, магниты не помогли, даже молитвы не помогли.
Двое юных друзей, чей верёвочный телефон протянулся между островами, были вынуждены постоянно разматывать мотки, как при спуске воздушных змеев, когда хочешь, чтобы они взмыли повыше.
"Тебя уже почти не слышно", - сказала девочка из своей комнаты в Манхэтенне, щурясь в отцовский бинокль в надежде отыскать своего друга.
"Значит, придётся кричать", - сказал её друг из своей комнаты в Шестом округе, наводя подаренный ему в прошлом году телескоп на ее квартиру.
Верёвочка их телефона то и дело запредельно натягивалась, и её приходилось всё время удлинять другими верёвочками, связанными вместе: верёвочкой от его йо-йо, шнурком от её куклы, жгутом, скреплявшим дневник его отца, вощеной леской, не дававшей жемчугу из ожерелья рассыпаться по полу, нитью, удерживавшей детское лоскутное одеяльце брата его прадеда от превращения в гору ветоши. Отныне помимо всего остального их связывало йо-йо, кукла, дневник, ожерелье и лоскутное одеяльце. Им ещё столько нужно было друг другу сказать, а верёвочек становилась всё меньше.
Мальчик попросил девочку шепнуть: "Я тебя люблю" - в её консервную банку, не объясняя, зачем.
И она не спросила, зачем, и не сказала: "Глупости" или "Нам ещё рано любить", и даже не стала оправдываться, утверждая, что говорит "я тебя люблю" только потому, что он её просит. Она просто сказала: "Я тебя люблю". Её слова побежали по йо-йо, кукле, дневнику, ожерелью, лоскутному одеяльцу, бельевой верёвке, рождественскому подарку, арфе, чайному пакетику, оборке юбки, которую он однажды должен был на ней расстегнуть. Мальчик закрыл консервную банку крышкой, отвязал от верёвки и спрятал пойманную в нее любовь на полке у себя в шкафу. Конечно, открывать банку было нельзя, потому что тогда бы её содержимое улетучилось. Но ему достаточно было просто знать, что она у него есть.
Одни люди (и среди них семья этого мальчика) не хотели покидать Шестой округ. Они говорили: "С какой стати? Это мир от нас отодвигается. Наш округ стоит на месте. Пусть из Манхэтенна уезжают". Что можно было им возразить? Мог ли кто-нибудь их переспорить? И дело не в том, что они отказывались признать очевидное, или поступали так из упрямства, или из принципа, или чтобы показать свою храбрость. Им просто-напросто не хотелось уезжать. Им всё нравилось и ни к чему были перемены. И они отплывали всё дальше, миллиметр за миллиметром...
Глава "Шестой округ"
... Конечно, они попытались его спасти. Хотя слово "спасти" вряд ли сюда подходит, потому что остров уходил по собственному желанию. "Удержать", пожалуй, будет точнее. Набережные островов скрепили якорными цепями, но их звенья вскоре поломались. По периметру всего округа насыпали груды бетона, но и они не помогли. Лямки не помогли, магниты не помогли, даже молитвы не помогли.
Двое юных друзей, чей верёвочный телефон протянулся между островами, были вынуждены постоянно разматывать мотки, как при спуске воздушных змеев, когда хочешь, чтобы они взмыли повыше.
"Тебя уже почти не слышно", - сказала девочка из своей комнаты в Манхэтенне, щурясь в отцовский бинокль в надежде отыскать своего друга.
"Значит, придётся кричать", - сказал её друг из своей комнаты в Шестом округе, наводя подаренный ему в прошлом году телескоп на ее квартиру.
Верёвочка их телефона то и дело запредельно натягивалась, и её приходилось всё время удлинять другими верёвочками, связанными вместе: верёвочкой от его йо-йо, шнурком от её куклы, жгутом, скреплявшим дневник его отца, вощеной леской, не дававшей жемчугу из ожерелья рассыпаться по полу, нитью, удерживавшей детское лоскутное одеяльце брата его прадеда от превращения в гору ветоши. Отныне помимо всего остального их связывало йо-йо, кукла, дневник, ожерелье и лоскутное одеяльце. Им ещё столько нужно было друг другу сказать, а верёвочек становилась всё меньше.
Мальчик попросил девочку шепнуть: "Я тебя люблю" - в её консервную банку, не объясняя, зачем.
И она не спросила, зачем, и не сказала: "Глупости" или "Нам ещё рано любить", и даже не стала оправдываться, утверждая, что говорит "я тебя люблю" только потому, что он её просит. Она просто сказала: "Я тебя люблю". Её слова побежали по йо-йо, кукле, дневнику, ожерелью, лоскутному одеяльцу, бельевой верёвке, рождественскому подарку, арфе, чайному пакетику, оборке юбки, которую он однажды должен был на ней расстегнуть. Мальчик закрыл консервную банку крышкой, отвязал от верёвки и спрятал пойманную в нее любовь на полке у себя в шкафу. Конечно, открывать банку было нельзя, потому что тогда бы её содержимое улетучилось. Но ему достаточно было просто знать, что она у него есть.
Одни люди (и среди них семья этого мальчика) не хотели покидать Шестой округ. Они говорили: "С какой стати? Это мир от нас отодвигается. Наш округ стоит на месте. Пусть из Манхэтенна уезжают". Что можно было им возразить? Мог ли кто-нибудь их переспорить? И дело не в том, что они отказывались признать очевидное, или поступали так из упрямства, или из принципа, или чтобы показать свою храбрость. Им просто-напросто не хотелось уезжать. Им всё нравилось и ни к чему были перемены. И они отплывали всё дальше, миллиметр за миллиметром...
Моя Наташа уехала на 1,5 недели 
((( Куда, сказать не могу, эт как сикрет( Ток я за её волноваться буду и скучать( Думаю, 1,5 недели пройдут быстро! 
